«Общий закон о компаниях» штата Делавэр является «самым свободным из законов частного предпринимательства»[1].

Конец Британии как великой державы, по словам Д. Кинастона, историка лондонского Сити, наступил в конце 1956 г. после того, как Г. Насер национализировал Суэцкий канал, а Англия оказалась на грани банкротства. Хотя даже в 1957 г. около 40% всей мировой торговли осуществлялось в английской валюте и Банк Англии был «по прежнему, строго ориентирован на поддержание и расширение использования фунта стерлингов, как международной валюты». Однако в существовавших условиях эти надежды являлись утопией: «Мы унаследовали старый семейный бизнес, который некогда был очень прибыльным и здравым, - отмечал в конце 1956 г. премьер-министр Великобритании Э. Иден, - Сегодня обязательства вчетверо превышают активы… Не знаю, кто теперь купит банковскую систему зоны фунта стерлингов»[2].

Казалось, ничто уже не сможет помочь, и величие некогда могущественнейшей державы мира навсегда уходит в прошлое. Но вдруг произошло нечто невероятное, Великобритания не только восстановила свой статус великой державы, но и захватила лидирующие позиции на мировом финансовом рынке. В Лондоне сегодня больше иностранных банков, чем в каком-либо другом месте мира: в 2008 г. на него приходилась половина всех международных сделок с ценными бумагами, почти 45% внебиржевого оборота деривативов, 70% оборота евробондов, 35% всех валютных сделок, совершаемых в мире, 55% всех международных открытых размещений ценных бумаг и т.д.[3].

Что же произошло? Какие силы возродили величие Англии?

Все началось с введения Лондоном, для предотвращения девальвации фунта, ограничений для английских банков на финансирование международных операций за пределами стерлинговой зоны. Банки обходили эти меры, выдавая долларовые кредиты за счет долларовых депозитов своих зарубежных клиентов, расположенных в оффшорных филиалах. Именно они и создали международный евродолларовый рынок, свободный от государственного контроля.

Свое настоящее значение он приобретет: с окончанием кеннеди-раундов, способствовавших либерализации мировой торговли; отмены Бреттон-Вудских соглашений, включивших американский «печатный станок»; с потоком «нефтедолларов», хлынувших после скачка цен на нефть и «радикального роста долларовых вкладов за пределами США из за постоянно увеличивающегося дефицита американского бюджета в годы Вьетнамской войны»[4]. Приток евродолларов стимулировало появление в 1963 г. новых финансовых инструментов, которые представляли собой нерегулируемые оффшорные еврооблигации на предъявителя, т.е. являлись идеальным средством ухода от налогов.

И Лондон вернул себе положение мирового финансового центра. По образному выражению исследователей британского империализма П. Кейна и Э. Хопкинса: «Наше доброе старое судно «Фунт стерлингов» шло ко дну, но Сити сумел взять на абордаж более мореходный и современный корабль «Евродоллар»»[5]. Главным фактором принесшим успех Сити, помимо развитой банковской системы, стало его весьма либеральное законодательство. Именно оно создало благоприятные условия для притока «евродолларов» в банки лондонского Сити.

Эти благоприятные условия включали в себя: освобождение счетов нерезидентов от налогообложения и обязательного резервирования, практически полное отсутствие государственного контроля и регулирования, а так же сохранение секретности вкладчиков. Т.е. все те условия, которые являются определяющими, для идентификации оффшорных зон. Не случайно один из критиков данной системы Т. Бен, назвал лондонский Сити «оффшорным островом, ставшим на якорь на Темзе и обладающим свободой, которую многие другие оффшоры были бы рады иметь»[6].

Н. Шэксон в своей книге посвященной оффшорам, выделяет три слоя Британской оффшорной сети: к первому относятся коронные владения: острова Джерси, Гернси и Мэн; ко второму, заморские территории Великобритании – 14 последних форпостов прежней Британской империи (Каймановы, Бермудские, Виргинские и т.п. острова, Гибралтар)[1]; к третьему относятся оффшорные зоны не находящиеся непосредственно под британским управлением, но имеющие с Великобританией давние исторические связи (типа Гонконга). Более трети всех международных банковских активов, по оценкам исследователей, приходится на эту группу британских оффшоров. Добавьте к этому активы лондонского Сити – и общая сумма составит почти половину банковских активов мира[7].

Соединенные Штаты откровенно прозевали рывок своего основного конкурента. Политику Америки в то время определяли еще традиционные меркантилистские настроения, где наряду с протекционистскими пошлинами, действовали ограничения на экспорт капитала, дискриминация вкладов нерезидентов, по которым начислялись проценты по более низким ставкам по сравнению с внутренним рынком - «правило Q» ФРС (1937—1974 гг.). Сохранялся и относительный контроль над капиталом, введенный еще в период Великой Депрессии и закрепленный в Бреттон-Вудских соглашениях. И в 1961 г. президент Кеннеди просил Конгресс принять такие законы, которые «стерли бы с лица земли» эти налоговые гавани[8].

Однако постепенно отношение к оффшорам в Америке стало меняться. Почему? Ответ давал расположенный в Женеве инвестиционный фонд  Investors Overseas Services, который, по словам финансового редактора Sunday Times Ч. Роу, написанным в начале 1969 г., «сделал чудеса для платежного баланса США, закачав сбережения мира в американские облигации»[9]. Либерализация финансового рынка и построение собственной американской «паутины» начнется с 1970-х годов.

Н. Шэксон подразделил американскую оффшорную сеть так же на три уровня:

Первый – федеральный: правительство страны с целью привлечение денег иностранцев обеспечивает соблюдение банковской тайны, а так же предоставляет ряд налоговых и дерегулирующих льгот. Например, американские банки могут в законном порядке принимать деньги от некоторых преступлений вплоть до рэкета и рабовладения (если они совершены за рубежом)[10]. В июне 1981 г. после того, как Р. Рейган въехал в Белый дом арсенал США пополнился еще одним механизмом - «международными банковскими зонами», которые оказались настолько эффективны, что стали выкачивать деньги даже из традиционных оффшорных зон[11]. «Дельцы с Уолл-Стрит от счастья потеряли дар речи, - пишет по этому поводу Р. Макинтайр, - Правила были специально придуманы для них  – им позволяли с необыкновенной легкостью уходить от налогов…»[12]. По мнению же журнала «Time»: «Неожиданно Америка превратилась в крупнейшую, и возможно, самую привлекательную налоговую гавань в мире»[13].

Второй уровень американской оффшорной сети составляют отдельные штаты, типа Флориды, Вайоминга и Невады, предлагающие свои оффшорные приманки. Но даже на их фоне выделяется Делавэр, на него в 2007 г. пришлось 90% всех первоначальных открытых предложений ценных бумаг, эмитированных в США. Более половины всех американских компаний акции, которых котируются на бирже, и почти две трети крупнейших компаний, входящих в список Fortune 500, зарегистрированы в Делавэре[14].

Третий уровень – сеть мелких оффшоров сателлитов таких, как Американские Виргинские, Маршалловы острова, Панама. Последние подбирают то, осталось от собственно американских зон. Вот, например, какой вердикт вынес Панаме сотрудник Таможенного управления США: «Страна переполнена бесчестными юристами, бесчестными банкирами. Зона свободной торговли – черная дыра, из-за которой Панама стала одним из самых грязных корыт для отмывания самых грязных денег в мире»[15].

Примеру США последовала Япония в 1986 г. создавшая свой оффшорный рынок по образцу американского. Двумя крупнейшими источниками иностранных инвестиций в Китай в 2007 г. стали Гонконг и Британские Вирджинские островов – оффшоры, доставшиеся Китаю по наследству от Англии. Сингапур учредил свой финансовый центр в 1968 г., когда еще входил в стерлинговую зону и специализируется на обслуживании индонезийских бизнесменов и чиновников. Крупнейшим источником иностранных инвестиций в Индию (более 43% общего объема) стал Маврикий являющийся хоть и независимым государством, но входящим в британское содружество наций, а его высшей апелляционной инстанцией является Тайный совет Великобритании[16]. В Европе, с появлением Евросоюза, второе дыхание получили старейшие оффшорные юрисдикции мира, такие как Швейцария, Люксембург, Австрия, Нидерланды. У России оффшор на Кипре стал почти официальным, на нем хранят деньги не только частные компании, но и по словам Д. Медведева, «государственные структуры»[17].

Таким образом, при каждой сколько-нибудь крупной экономике сформировалась целая система оффшорных правил и зон, направленных на привлечение свободных финансовых средств гуляющих по миру. О масштабах средств находящихся в оффшорах говорят, например, оценки  Tax Justice Network согласно которым в 2012 г. в оффшорах скрываются активы на сумму по самым скромным оценкам на сумму в 21 трлн. долл., что равно трети ВВП всей планеты[18]. Суммарные оффшорные депозиты составляют, по крайней мере, 9 трлн. долл.,  что почти на 2 трлн. превышает совокупные депозиты всех банков США вместе взятых[19]. Не случайно, Н. Шэксон приходит к выводу, что: «система оффшоров – нерв современной экономики»[20].

* * * * *

* * * * *

* * * * *