Под социальной сегрегацией понимается сознательное подавление правящими или доминирующими элитами экономического, умственного и политического развития отдельных социальных групп.

Социальная сегрегация крестьянства в России, представлявшего более 80% населения страны, выражалась прежде всего в дискриминации его экономического, политического и культурного развития. Общие принципы этой сегрегации отразил еще В. Ключевский в 1911 г.: «Средства западно-европейской культуры, попадая в руки тонких слоёв общества, обращались на их охрану… усиливая социальное неравенство, превращались в орудие разносторонней эксплуатации культурно безоружных народных масс, понижая уровень их общественного сознания и усиливая сословное озлобление, чем подготовляли их к бунту, а не к свободе. Главная доля вины – на бессмысленном управлении»[1].

Экономическая сегрегация выражалась в непропорциональном большом, принудительном изъятии крестьянского продукта на содержание государства и высших слоев общества. Примером в данном случае могут являться размеры: совокупных налоговых и выкупных платежей с государственных и удельных крестьян, которыесогласно даннымправительственной сельскохозяйственной комиссии 1872 г., в 37 губерниях (не считая западных) составляли ~ 93% чистого дохода с земли, а «платежи бывших помещичьих крестьян по отношению к чистому доходу с их земли, - согласно «Трудам податной комиссии», - выразились в размере 198%, т.е. крестьяне не только отдавали весь свой доход с земли, но и должны были еще приплачивать столько же…»[2].

«Налоги, - отмечал в этой связи известный экономист И. Озеров, - из года в год высасывали из крестьянского населения огромную часть его дохода, не давая взамен почти ничего для улучшения культуры, для увеличения производительности народного труда. Хозяйство падало, и дефициты покрывались лишь хроническим голоданием»[3]. В то же самое время русское дворянство, священники и чиновники были освобождены от личных налогов. Известный общественный деятель того времени князь В. Мещерский замечал по этому поводу: «наша финансовая система всегда основывалась на несоразмерном взимании налогов и податей с наименее имущих плательщиков», привилегированные же классы продолжают «пользоваться полным безучастием в несении тягостей государственных платежей»[4].

При этом «стоимость содержания этой (государственной и элитарной) надстройки, была несопоста­вима с национальным доходом. Бремя налогов, добавлявше­еся к другим видам частной эксплуатации, мешало накопле­нию капитала в крестьянской экономике, а без такого накопления внедрение новой агротехники и применение бо­лее совершенной организации труда было невозможно…, - писал В. Чернов, но, - невозможно и брать у деревни до бесконечности, ни­как не компенсируя причиненный ей ущерб»[5].

Несоразмерные взыскания с крестьянства не позволяли ему накопить необходимый капитал для поднятия своего хозяйства и преодоления глубокой нищеты. Сложившийся порядок, писал С. Витте Николаю II, держится только на долготерпении крестьянства, оно слишком долго подвергается перенапряжению[6]. «Теперь мы действительно обеднели, - утверждал в начале ХХ века известный экономист, славянофил С. Шарапов, - мы убили, закабалили труд, а главное, мы беспощадно опустошили землю хищническим хозяйством»[7]. Что дальше? – «В будущем не видно ничего, - отвечал Шарапов, - кроме взрыва стихийной ненависти, которая накопляется все больше и больше»[8].

Терпение крестьянства лопнуло, что привело к Первой русской революции. Она началась с Петиции рабочих 9 января 1905 г. где одним из первых требований стояла отмена выкупных платежей. Отказ правительства удовлетворить требования привел к тому, что своих прав крестьяне стали добиваться силой. На основную причину перехода крестьян к активным действиям П. Столыпин указывал в своем отчете о волнениях в Саратовской губернии: «все крестьянские беспорядки, агитация среди крестьян и самовольные захваты возможны только на почве земельного неустройства и крайнего обеднения сельского люда. Грубое насилие наблюдается там, где крестьянин не может выбиться из нищеты»[9].

Культурная сегрегация выражалась, прежде всего, в подавлении умственного развития крестьянства, в ограничении возможности получения им образования: «Понимание того, что на отсталой деревне лежит тяжелое бремя не только государственной надстройки, но и лихорадоч­но развивавшейся капиталистической промышленности, фи­нансируемой правительством, а также страх, что крестьянство поймет это и сделает опасные политические выводы, заставля­ло власть намеренно сохранять невежество, безграмотность и культурную отсталость села, где единственной отдушиной для трудящегося крестьянина был кабак, который благодаря госу­дарственной монополии на спиртные напитки являлся еще одним способом опустошения мужицкого кармана. Все пути перехода к более высокому уровню производства, - отмечал Чернов, - были для деревни закрыты»[10].    

Пример подобной сегрегации давал циркуляр Министра народного просвещения, 1887 г.: «Озабочиваясь улучшением состава учеников гимназий и прогимназий, я нахожу необходимым допускать в эти заведения только таких детей, которые находятся на попечении лиц, представляющих достаточное ручательство в правильном над ними домашнем надзоре и в предоставлении им необходимого для учебных занятий удобства. Таким образом, при неуклонном соблюдении этого правила гимназии и прогимназии освободятся от поступления в них детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детей коих, за исключением разве одаренных необыкновенными способностями, вовсе не следует выводить из среды, к коей они принадлежат, и через то, как доказывает многолетний опыт, приводить их к пренебрежению своих родите­лей, к недовольству своим бытом, к озлоблению против существующего и неиз­бежного, по самой природе вещей, неравенства имущественных положений»[11].

К чему пришла Россия в результате этой политики, С. Витте писал Николаю II в 1898 г.: «Наш народ с право­славной душой невежествен и темен. А темный на­род не может совершенствоваться. Не идя вперед, он по тому самому будет идти назад, сравнительно с народами, двигающимися вперед»[12]. «Главный недостаток России заключается в отсутствии народного образования», - заключал Витте[13]. Известный историк С. Соловьев добавлял: «просвещение необходимо было не для удовлетворения одним только материальным потребностям государства; оно было необходимо для очищения нравов»[14].

Крестьяне отлично осознавали эту сегрегацию. Примером тому может служить решение одного из крестьянских сходов в Курской губернии: «одною из главных причин нашего бесправия служит наша темнота и необразованность, которые зависят от недостатка школ и плохой постановки в них обучения»[15]. Требование введения бесплатного всеобщего начального образования, войдет в Петицию рабочих 9 января 1905 г.

Политическая сегрегация выражалась в подавлении гражданских и политических прав крестьян. Пример в данном случае приводил С. Витте: «Крес­тьянство находилось вне сферы гражданских и других законов... На крестьянина установился взгляд, что это, с юриди­ческой точки зрения, не персона, а полуперсона. Он перестал быть крепостным помещика, но стал крепостным крестьянского управления… Вообще его экономическое положение было плохо, сбережения ничтожны…»[16].

Один из выдающихся агрономов московского земства А. Зубрилин в этой связи замечал: «Самые элементарные зачатки народной мысли, порывы умственной деятельности на каждом шагу встречают административную опеку. Нельзя же в самом деле насаждать приемы хозяйства высококультурных стран среди массы пользующейся правами детей…»[17]. Однако это была совершенно осознанная политика: государство тем самым стремилось, по словам А. Грациози: «изолировать или сегрегировать российское крестьянство, как от гражданского общества, так и от политического ядра... ради гарантии политической стабильности»[18].

Крестьяне и рабочие отлично понимали свое положение в той же Петиции рабочих царю от 9 января 1905 г., с отклонения которой царем, и началась Первая русская революция, говорилось «Необходимо [народное] представительство, необходимо, чтобы сам народ помогал себе и управлял собою… Это самая главная наша просьба, в ней и на ней зиждется все».