При любом развитии событий финансовый мир объявляет о возможности заработать много денег, не создавая реальных ценностей.
Ж. Аттали[1].
Что бы ты ни думал о безнравственности этой сферы, в реальности дело обстоит гораздо хуже.
М. Льюис [2].
Оборотной стороной «экономического бума, - отмечал А. Гринспен, - явилось – стяжательство и должностные преступления…»[3]. В качестве примера глава ФРС приводил банкротства, к которым привели финансовые махинации компании Enron (в 2001 г.) и одной из крупнейших телекоммуникационных компаний США - WorldCom (в 2002 г.) активы которой составляли 107 млрд долл. Это было крупнейшее банкротство в истории корпоративной Америки[4]. Одна из немецких газет писала в 2002 г., «Список предприятий, которые в последнее время заподозрены или уже изобличены в фальсификации балансов, огромен... Не проходит и недели, чтобы не выплыло какое-нибудь новое дело». Среди них такие монстры, как: Taico, Enron, Mart, WorldCom, Global Crossing, Xerox[5]. Всего по данным ФБР, с 2000 по 2005 гг. число случаев мошенничества выросло в пять раз[6].
Но это была лишь надводная часть айсберга. «Сегодняшние махинации с недвижимостью, - замечал по этому поводу М. Льюис, - характеризуются тем, что они стали неотъемлемым элементом национальных институтов»[7]. Для того, что бы описать все схемы, которые использовали финансовые структуры для «хищнического кредитования» просто не хватит места. Наиболее популярными были: «шаровые платежи», требовавшие рефинансирования каждые 5-10 лет; схемы с отрицательной амортизацией, когда недоплаченные проценты плюсуются к основной сумме долга[1]; мошенничество кредитных брокеров; завышение стоимости жилья; и.п.[8] Но это был только начальный этап, дальше в дело вступали асы финансовых инноваций:
Технология грабежа:
Кредиторы привлекали людей уверениями: «Заложив дом, вы сможете погасить другие кредиты – долги по кредитным картам, автомобильный кредит. И обратите внимание на низкую ставку!» Но эта ставка лишь приманка. На деле, позже она окажется совсем другой…[2]. Кредиторов абсолютно не интересовала платежеспособность клиентов, они выдавали кредиты всем и даже тем, кто никогда не имел возможности рассчитаться по ним. Эти кредиты получили статус низкокачественных с рейтингом «три В»[3].
Но кредиторы ничего не теряли, поскольку под ипотечные кредиты инвестиционными банками выпускались облигации упакованные в пакеты, которые страховались в страховой компании с рейтингом «три А» (например, в American International Group Financial Products (AIG FP) созданной в 1987 г.) к этой компании предъявлялись два требования: во-первых, она не должна была относиться к банковским организациям, на которое распространялось банковское регулирование и требования к резервному капиталу, а во-вторых, она должна была иметь возможность скрывать в своем балансе нетипичные риски[9]. После страховки в подобных компаниях кредитные облигации продавались конечным покупателям.
Главной проблемой в этой схеме было получение самого высокого кредитного рейтинга «три А» для самых низкосортных облигаций. Эту часть работы выполняли рейтинговые агентства. «Вся отрасль держалась на спинах рейтинговых агентств»[10]. Или, по словам одного из инвестиционных банкиров, на «идиотизме и продажности» двух крупнейших рейтинговых агентств Standard & Poor’s и Moody’s[11]. Впрочем, если одно из них проявляло твердость, инвестиционный банк мог обратиться к его конкуренту и там за хорошие деньги получить желаемый рейтинг[4].
«На помощь» рейтинговым агентствам пришли инвестиционные банки со своими инновационными финансовыми инструментами основанными главным образом на дефолтных свопах. На их основе Goldman Sachs, по словам героя М. Льюиса, изобрел настолько сложную и маловразумительную ценную бумагу, что в ней не могли разобраться ни инвесторы, ни рейтинговые агентства: синтетические CDO (облигации обеспеченные долговыми обязательствами). На деле за синтетическими CDO не было ничего кроме дефолтных свопов[5]. Рынок «синтетических» бумаг снял все ограничения на размер риска, связанного с выдачей низкокачественных ипотечных кредитов: «Мы искали рычаг…, - писал один из инвесторов, - и тут появилось CDO»[12].
Необходимость рычага была вызвана тем, что «число неплатежеспособных американцев, берущих кредиты, уже не удовлетворяло спрос инвесторов на конечный продукт». Рычаг заключался в синтезировании новых бумаг. В результате инвестиционным банкирам уже «было мало дела до реальных заемщиков, покупающих в кредит дома, которые они не могли себе позволить. Уолл-стрит создавала их из воздуха. Множила и множила! Вот почему реальные убытки финансовой системы оказались во много раз больше объема низкокачественных кредитов… Я все удивлялся, разве это законно?», - восклицал один из героев М. Льюиса[13].
Регулирующие органы не только не вмешивались, но и наоборот поощряли те процессы, которые происходили на рынке. На этот факт обращал внимание Дик Парсон председатель Citigroup, приводя его в оправдание своих действий: «Помимо действий банков следует отметить снижение регулятивного надзора, поощрение выдачи кредитов ненадлежащим заемщикам и тот факт, что люди брали ипотечные кредиты или кредиты под залог жилой недвижимости, которые не могли себе позволить»[14].
И в этом не было ничего случайного. Государственные органы действительно строили свою политику на основе дерегулирования, т.е. «отмены правил». Они неуклонно блокировали и отменяли регулирующие нормы, снижали стандарты бухгалтерского учета, не забывая поощрять при этом позитивные ожидания заемщиков.
Например, когда в 1998 г. глава Комиссии по торговле и товарным фьючерсам Б. Борн высказалась в пользу введения регулирования[6], министр финансов Р. Рубин, и руководитель ФРС А. Гринспен блокировали это предложение. А чтобы отделаться от внимания регулирующих органов раз и навсегда, представители финансовых рынков активно и успешно пролоббировали принятие закона гарантирующего, что рынок деривативов по-прежнему будет нерегулируемым (закон о модернизации товарных фьючерсов)[15]. Позже А. Гринспен сам фактически заблокировал предложение по усилению контроля за деятельностью кредиторов, выдававших субстандартные кредиты[16].
Сильным ходом политики дерегулирования стало принятие (в 1999г.) закона Грэмма-Линча-Блайли, которым был отменен закон Гласса-Стиголла (1933г.) разделявший коммерческие и инвестиционные банки[7]. По мнению А. Гринспена новый закон «восстановивший гибкость финансовой индустрии, (был) построен на правильных предпосылках»[17]. В результате доминирующее место в этом симбиозе двух типов банков заняла культура свойственная инвестиционному бизнесу. Еще одним следствием отмены регулятивного закона стало снижение конкуренции и усиление концентрации банковского системы: за десять лет рыночная доля пяти крупнейших банков увеличилась с 8% до 30% (в 2009 г.)[18].
Снижение стандартов банковского учета началось, еще при Р. Рейгане и продолжилось в дальнейшем. И этим не преминули воспользоваться банки, отмечает Стиглиц, начав активно вводить всех нас в заблуждение: они выводили рискованные активы с балансовых счетов, и поэтому никто не мог их надлежащим образом оценить. Достигнутые ими масштабы жульничества являются ошеломляющими: Lehman Brother’s мог, к примеру, незадолго до прекращения своей деятельности сообщить, что чистая стоимость их банка составляет около 26 млрд долл., и при этом имел дыру в балансовом отчете приближающуюся к 200 млрд долл.[19]
Но, американское правительство, Конгресс и Федеральный резерв закрывали на это глаза, главным было достижение максимально высоких темпов экономического роста любой ценой, т.е. требовалось выжать из экономики максимум возможного в кратчайшие сроки. В соответствии с этой целью изменились и задачи поставленные перед ФРС. И если после Второй мировой войны ФРС решала проблему: «обеспечения предельно высокого экономического роста и уровня занятости в долгосрочной перспективе»[20]. То с середины 1990-х главным стал вопрос: «существует ли предельный темп роста, который можно поддерживать не вызывая инфляции»?[21]
Двигателем экономического роста является спрос, т.е. его необходимо было стимулировать; основным двигателем инфляции является повышение зарплат, значит, их было необходимо снизить. Однако снижение зарплат приведет к сокращению спроса. Получается замкнутый круг. Как его разорвать, как увеличить спрос? – ответ один - Предоставить людям кредиты. А для того, что бы люди почувствовали себя богатыми (т.е. создать для них иллюзию богатства), эти кредиты должны быть дешевыми. Как раз эту стратегию и реализовывала политика «дерегулирования» Рейгана-Буша-Гринспена. Как следствие, поставленная правительством и ФРС перед инвестиционными банками с Уолл-стрит главная задача сводилась к непрерывному «расширению кредитования за счет использования финансовых инструментов»[22].
Для того, что бы наглядно представить, о чем идет речь можно привести результаты расчетов известной экономистки S. Pomboy, согласно которым за последние 30 лет заработная плата в США снизилась с 78 до 62% от подушевого дохода, в то же самое время потребительские расходы наоборот выросли со 120 до 160% от зарплаты. Как такое может быть? Расходы растут при снижении зарплаты? Ларчик открывается просто, рост потребления был получен за счет увеличения заимствований. Так, за 2002-2005 гг. рост потребительских расходов американцев был покрыт за счет займов на 675 млрд долл. (не считая ипотечных кредитов), и только на 530 млрд за счет зарплаты[23].
Реализовать данную стратегию в существующих рыночных условиях можно только за счет построения финансовых пирамид и надувания рыночных пузырей, способных дать максимальный эффект в кратчайшие сроки. Пирамиды и пузыри обеспечивали возможность увеличения кредитования при сохранении низкого уровня инфляции. Не случайно именно финансовая пирамида, основанная на опережающем росте государственного долга, стала главной движущей силой американской экономки в последнюю четверть века[8].
* * * * *
* * * * *
* * * * *
[1] Эти схемы работали при росте стоимости жилья. С 1999 по 2005 гг. цены жилой недвижимости выросли на 42%. А доходы медианной семьи за тот же период снизились почти на 3%. В результате для средней семьи соотношение цен жилья и ее доходов выросло с 3,7 раза в 1999 г. до 5,3 в 2005 г.
[2] Кредит выдавался под низкую «завлекающую» фиксированную ставку 6%, которая через два года менялась на плавающую и ставка вырастала до 11% (Льюис М..., с. 45). Популярность этой схеме придал А. Гринспен, который в 2004 г. заявил, что домовладельцы «в течение последнего десятилетия могли бы сэкономить десятки тысяч долларов, если бы брали ипотечные кредиты с плавающей, а не с фиксированной ставкой». (Стиглиц Дж…, с. 122).
[3] Ипотечные кредиты Alt-A на общую сумму $1,2 трлн., выданные в США между 2004 и 2008 гг., и низкокачественные кредиты на общую сумму в $1,8 трлн. имели одинаковую вероятность дефолта. (Льюис М..., с. 208). В сумме они составляли примерно 40% всего рынка ипотечного кредитования.
[4] Moody’s, бывшая частной компанией, стала публичной в 2000 г. С тех пор ее доходы возросли с $800 млн. в 2001 г. до $2,03 млрд в 2006 г. (Льюис М..., с.172, 187). Общий доход трех главнейших рейтинговых агентств с 2002 по 2007 гг. удвоился (с 3 до 6 млрд долл.) (Аттали Ж…, с. 70).
[5] Суть синтетических CDO, заключалась в том, что «Goldman Sachs собрав 100 нижних этажей со 100 различных низкокачественных ипотечных облигаций с рейтингом «три В», убедил рейтинговые агентства в том, что эти облигации не остались тем же, чем были, как могло показаться, а превратились в дифференцированный портфель активов! Абсурд…. Рейтинговые агентства… оценили 80% новой долговой башни как «три А»… Оставшиеся 20% с более низким кредитным рейтингом можно было сложить еще в одну башню и еще раз на 80% превратить в новые облигации класса «три А»». (Льюис М..., с. 87, 90).
[6] Предложение было внесено при обсуждении плана спасения Long-Term Capital Management, хедж фонда, основанного нобелевскими лауреатами Р. Мертоном и М. Скоулзом. Крах Long-Term Capital Management. Его банкротство грозило обвалить весь мировой финансовый рынок.
[7] Инвестиционные банки, в отличие от коммерческих, не страхуются государством. Часть финансовой системы, в которую входят денежные рынки, и инвестиционные банки часто называют «теневой банковской системой». Она возникла для того, чтобы обойти правила регулирования, установленные для основной банковской системы.
[8] Национальная финансовая пирамида не исчерпывается только госдолгом в 16 трлн. долл., обязательства государства значительно больше. Они включают в себя: обязательства штатов и муниципалитетов - 5,2 трлн. + гарантии Fannie Mae и Freddie Mac - 8 трлн. + необеспеченные обязательства по Медикэр - 24,8 трлн. и Социальному страхованию - 21,4 трлн. долл. + прочие обязательства и гарантии правительства. Совокупный объем государственных обязательств США превышает 70 трлн. долл. или почти 500% ВВП. И это не считая долгов населения и корпоративного сектора, в сумме превышающих 160% ВВП.
[1] Аттали Ж…, с. 136.
[2] Льюис М..., с. 118.
[3] Гринспен А…, с. 226.
[4] Гринспен А…, с. 226.
[5] Frankfurter Allgemeine Zeitung от 15.08.2002 г. http://www.yuri-kuzovkov.ru/second_book/text2/
[6] Льюис М..., с. 69.
[7] Льюис М..., с. 69.
[8] См. подробнее Стиглиц Дж…, с. 121-122, 124.
[9] Льюис М..., с. 82-83.
[10] Льюис М..., с. 171.
[11] Льюис М..., с. 80.
[12] Льюис М..., с. 92, 144.
[13] Льюис М..., с. 158-159.
[14] Стиглиц Дж…, с. 112.
[15] Стиглиц Дж…, с. 190.
[16] Стиглиц Дж…, с. 421.
[17] Гринспен А…, с. 359.
[18] www2.fdic.gov/SOD/sodSummary.asp?barItem=3. (Стиглиц Дж…, с. 206).
[19] Стиглиц Дж…, с. 199.
[20] Гринспен А…, с. 118.
[21] Гринспен А…, с. 166.
[22] Льюис М..., с. 192.